inspiration

Я очень рада, что в моей жизни есть такие замечательные люди, как Женя) Она очень добрая, умная, красивая и стильная! Бесконечно вдохновляюсь!))

dream

Недавно пробегая по Петрогадке, присмотрела очень крутое место, где мне хотелось бы открыть свой шоу-рум) Красивый дом с большими окнами, тихое место, при этом неделеко от метро и есть где припарковаться - мечта!

love! A.S.Doletskaya

вкусно и полезно!

#inspiration

Natali Leskova Fall/winter 2013/14

Campaign 

Photo: Maxim Baev

Lookbook

Photo: Carina Milk

Model: Sofia Zvereva

Купить вещи можно в интернет-магазине natalileskova.com

insta photo

Больше фото в моем instagram

Pavlovsk

Осень! Выезд за город, длинные прогулки и горячий кофе (который, кстати, в Павловске оочень трудно отыскать) - идеальное времяпрепровождение) Inspiration!

Публикация в Tatler (июнь 2013)

Публикация в Time Out Петербург (21 мая - 3 июня 2013)

"Да будет Айфон!"

Подписана на рассылку Мегаплана, у них всегда крутые истории; на этой неделе порадовали переводом статьи из The New York Times.  Эта статья понравилась мне за простую мысль: выдающийся результат — следствие нечеловеческих усилий. Без подвигов не бывает прорывов. Айфон — это не только плод гения Джобса. Это подвиг огромной компании каждый день на протяжении многих лет. Это железная воля и вечное «ни шагу назад». Это колоссальные жертвы и огромный риск. И пот, и кровь, и слезы. В сегодняшнем выпуске я переведу статью Фреда Фогельштейна, опубликованную 5 дней назад в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин». Статья приурочена ко второй годовщине смерти Стива Джобса и описывает путь компании «Эпл» к первому Айфону. Статья длинная, как утренняя лента новостей в социальной сети: выделите на ее чтение минут 20.

И сказал Стив: «Да будет Айфон!»

Утро 8 января 2007 года. Нет ничего прекрасней, чем это шоссе от Кэмпбелла до Сан-Франциско. Широкая и на редкость пустая трасса славится стартаперами-миллионерами, которые обкатывают свои новые Феррари, и удивительно паршивым приемом сотовых. Энди Гриньон, погруженный в свои мысли, рассекает пространство по пути на работу.

Обычно Гриньон выезжал из Кэмпбелла не слишком рано и за 15 минут доезжал до Купертино, где расположился центральный офис компании «Эпл». Но сегодня особый день. Вместо Купертино он едет в Сан-Франциско, где вот-вот начнется выставка компании «Эпл». Энди Гриньон едет посмотреть, как его начальник Стив Джобс будет творить историю.

Фанаты продуктов «Эпл» давно просили добавить в Айпод функции телефона, чтобы не таскать по карманам два устройства. Джобс намерен исполнить их просьбу. Гриньон вместе со своими коллегами уже забронировали номера в гостинице, чтобы в 10 утра следующего дня наблюдать — вместе со всем миром — как Джобс в прямом эфире продемонстрирует миру первый Айфон.

Но чем ближе к Лос-Анженесу, тем менее спокойно у него на душе. Он в ужасе.

Гриньон был главным по всему, что связано с радиосигналом Айфона. Это огромная задача. Современные телефоны обладают миллионом функций, но по сути это всего лишь двусторонняя рация. Гриньон отвечал за то, чтобы Айфон выполнял функции мобильного телефона. Если устройство не звонит, не подключается к интернету или не соединяется с беспроводной гарнитурой, за это отвечал именно Гриньон. Он был одним из первых инженеров Айфона и отдал ему почти два с половиной года жизни. По большей части, без обедов и выходных.

В Сан-Франциско Гриньон приехал в составе презентационной группы, чтобы приготовить Джобса и Айфон к презентации. Они репетировали уже почти неделю, но всех репетиций он мог по пальцам пересчитать те, в которых все шло гладко. В последний день Айфон все еще терял связь, не мог поймать интернет или просто выключался.

«Поначалу участвовать во всех этих репетициях было ужасно интересно. Вроде как знак доверия,» — рассказывает Гриньон. В репетиционную группу попадали только приближенные Джобса, самые высокопоставленные инженеры и руководители. «Но через какое-то время становилось не так радостно. Не то чтобы Джобс часто срывался (хотя случалось и такое). Чаще, если что-то шло не так, он смотрел на тебя в упор и громко, отчетливо и без иронии говорил: „Из-за тебя мы сейчас все пр...м“ или „Ты позоришь мою компанию,“ — он был очень напряженный и активный. И когда он так к тебе обращается, чувствуешь себя маленьким мальчиком».

Гриньон и коллеги отчетливо понимали, что если на презентации что-то пойдет не так, Джобс не будет винить в этом себя. «Казалось, что мы прогнали презентацию уже раз сто, но всякий раз была какая-нибудь ошибка. Ничего хорошего от судьбы мы не ждали».

Подготовка шла с максимальной секретностью. С прошлого четверга и до конца недели «Эпл» полностью оккупировала зал «Москон», в котором проводилась презентация. За сценой соорудили электротехническую лабораторию, в которой хранились и тестировались сверхсекретные Айфоны. Рядом с лабораторией построили комнату отдыха, где для Джобса стоял диван. Перед лабораторией, комнатой отдыха и на всех входах в зал круглосуточно дежурили охранники. Всех входящих проверяли по мастер-списку, который утвердил лично Джобс. В зал, в котором репетировал Джобс, вход был разрешен только нескольким директорам «Эпла». Джобс был настолько озабочен секретностью, что хотел заставить всех подрядчиков, которые работали на площадке, в последнюю ночь перед презентацией не выходить из здания. Ассистенты его отговорили.

Гриньон знал, что презентация Айфона была важным моментом в истории компании, но не представлял, насколько этот продукт изменит мир. За семь последующих лет айфоны и айпады стали главным изобретением Кремниевой долины. Они оживили затухающий рынок мобильных телефонов. Они заложили фундамент для создания совершенно новой отрасли — продажи приложений. С 2008 года выручка магазинов приложений превысила 10 миллиардов долларов.

Айфон был важен не только как часть бизнеса, но и как культурный объект. Новый продукт «Эпла» позволил переосмыслить то, как человек взаимодействует с компьютерной техникой. И дело не только в том, что вместо мыши мы пользуемся пальцами. Смартфоны стали продолжением нашего разума. Они изменили то, как люди работают с информацией. Представьте себе, какой вклад в культурную жизнь внесло изобретение книг, компаса, прессы, радио и телефона, кассетного плеера, фотоаппарата, видеокамеры, телевизора, видеомагнитофона, видеоигр и Айпода. Смартфон — это все эти вещи вместе взятые, упакованные в устройство, которое помещается у вас в кармане.

Но сегодня у «Эпла» проблемы. С тех пор, как в конце 2007 года Гугл показал миру платформу «Андроид», со всеми вытекающими планами завоевать мир, Гугл не просто пытался превзойти компанию «Эпл». Он решительно ее превзошел. С 2019 года наблюдается взрывной рост андроидовых телефонов, и сейчас на этой платформе работают 8 из 10 телефонов мира. Та же история с Айпадом: в 2010 году у него было 90% рынка, сегодня — только 40%.

Фанаты «Эпла» не понимают, куда движется компания. Когда в 2011 году Джобса не стало, вопрос был не в том, сможет ли его преемник Тим Кук управлять империей. Вопрос был в том, сможет ли кто-либо вообще ей управлять. Когда Джобс был у руля, «Эпл» была фабрикой инноваций, которая выстреливала новым революционным продуктом каждые 3-5 лет.

Джобс рассказал своему биографу, что у компании в запасе был еще один революционный продукт для телевидения. При Куке этот продукт так и не увидел свет, и неуверенность инвесторов уже трудно скрыть. Когда в сентябре 2013 года Тим Кук показал миру новые смартфоны «Эпла» (Айфоны 5 и 5C), акции компании не выросли, а упали — на 10%. Год назад «Эпл» была самой дорогой корпорацией в мире. Тогда одна ее акция стоила 702$. Сегодня ее акция стоит на 25% меньше.

Сравнивать кого-либо с Джобсом нечестно. За те два года, что Тим Кук выполнял его роль в компании, он неоднократно пытался показать, что сам Джобс не хотел видеть в роли Кука продолжение собственной политики и идеологии. Джобс хотел, чтобы Кук управлял компанией так, как сам считал правильным. Но если посмотреть на то, как «Эпл» добилась своих результатов, становится совершенно ясно, что вся ее сила была именно в нереалистичных запросах и безграничной личной власти этого одного-единственного человека. Сложно представить себе тот риск, на который компания шла в январе 2007 года, когда собиралась показать миру первый Айфон. Во-первых, Джобс представлял совершенно новый тип устройства — «Эпл» никогда такого не делала. Во-вторых, прототип был совершенно не рабочим. И хотя до начала продаж Айфона было еще шесть месяцев, Джобс хотел, чтобы у него был Айфон прямо здесь и прямо сейчас. Список доделок по первому Айфону был огромным. Еще не было производственной линии. Всего существовало примерно сто Айфонов, каждый со своими ошибками, разного качества и степени готовности. У каких-то были огромные щели между экраном и корпусом. У других — расцарапанные экраны. Программное обеспечение, на котором все работало, было предельно сырое и глючное.

Айфон мог воспроизвести небольшой фрагмент песни или видео, но если слушать на нем всю песню, он обязательно зависал. Если отправить почту и открыть интернет, он работал нормально, а если наоборот — он мог самопроизвольно перезагрузиться. Команде разработчиков удалось найти «золотую дорожку»: конкретный набор действий в определенной последовательности, при котором казалось, что прототип первого Айфона работал нормально.

Но даже когда Джобс придерживался этой последовательности, это не защищало от ошибок. В день презентации в программах, которые управляли радиокомпонентами Айфона, все еще было множество ошибок. Система управления памятью все еще давала сбои. К тому же, Джобс потребовал установить в Айфоны дополнительное оборудование для презентации, и от этого проблема только усугублялась.

Джобс хотел, чтобы экраны демонстрационных Айфонов показывались на большом экране в зале. Большинство компаний для этого просто снимают свое устройство на видеокамеру, но Джобса это не устроило. Тогда зритель видел бы на экране палец Джобса, и это смазало бы общий эффект. Джобс заставил инженеров установить в Айфон дополнительные контроллеры и провода для вывода изображения с Айфона на внешний экран. В итоге люди должны были чувствовать, будто Айфон у них в руках. Но при том, что у Айфона был миллион проблем с работой и стабильностью, на тот момент излишества с экраном было трудно оправдать.

Программа, которая управляла соединением с интернетом, была настолько нестабильная, что инженерам пришлось подключить беспроводной модуль к проводам, которые уходили за сцену. Зрители в зале не должны были иметь возможность подключиться к сети, в которой работал новый Айфон. «Когда у тебя в зале 5000 технарей, — рассказывает Гриньон, — просто скрыть название сети будет недостаточно. Нам пришлось перепрограммировать точку доступа, чтобы она думала, что находится в Японии — там есть несколько частот, которые запрещены в Америке, и мы подключили Айфон по одной из них». С мобильной связью проблем было больше. Джобс планировал звонить по Айфону прямо со сцены. Гриньон и его команда могли только обеспечить хороший сигнал — и молиться. Они привезли на презентацию собственную переносную сотовую вышку, чтобы сигнал был наверняка хорошим. Потом, с позволения Джобса, они запрограммировали Айфон так, чтобы он всегда показывал максимальный уровень сигнала — вне зависимости от реальной ситуации. Вероятность того, что модуль звонков сломается во время двух минут разговора, была небольшой. Но за 90 минут всей презентации — совершенно точно — он бы сломался. «Если бы радиомодуль завис и самостоятельно перезапустился во время презентации, пусть лучше об этом никто не узнает. Так что мы просто прописали ему всегда показывать пять делений». Но все эти «костыли» не могли решить главную проблему первого Айфона: у него часто кончалась память, и его приходилось перезапускать. Чтобы справиться с этой проблемой, у Джобса на стенде было несколько Айфонов. Если на одном кончалась память, он переключался на другой, а первый в это время перезапускался. Но с учетом того, сколько всего Джобс хотел показать, потенциальных узких мест было слишком много. И если во время одной из демонстраций не произойдет ничего страшного, финальный показ вызывал серьезные опасения: Джобс хотел поставить музыку, отут же тветить на звонок, параллельно принять второй вызов, найти для одного звонящего фотографию и отправить ее по почте, посмотреть что-то в интернете, закончить разговоры и потом вернуться к прослушиванию музыки. «Мы сильно переживали по поводу этой части, — вспоминает Гриньон, — потому что у той модели на борту было всего 128 мегабайт памяти. Этого хватило бы на двадцать больших фотографий, но не более того. К тому же, все программы на Айфоне были сырыми и медленными, требовали много памяти и работали нестабильно». Джобса это не волновало. Он давил на сотрудников до последнего, чтобы те достигали невозможного. Хотя казалось, что он точно знал, до какой степени может надавить. И, если что-то шло не так, у него всегда был «План Б». Правда, не в этот раз. Айфон был единственной новинкой «Эпла». Компания была настолько глубоко включена в его разработку, что у нее просто не было «Плана Б». «Мы могли показать новый Айфон и „Эпл-тиви“ — новый продукт, который подключал телеэкран к „Айтюнсу“. Если бы мы на собственной конференции показали только „Эпл-тиви“, на нас посмотрели бы с большим разочарованием,» — вспоминает Гриньон. От мысли, что его карьера вот-вот разрушится, у Гриньона ныло в животе. К началу 2007 года вся его рабочая жизнь была связана с «Эплом» или одной из связанных с ней компаний. В 1993 году, еще в университете, он с товарищем написал программу для компьютера «Ньютон», с помощью которой тот мог подключаться к интернету без проводов. И хотя «Ньютон» не стал популярным продуктом, он считается одним из первых переносных компьютеров для массового потребителя, и эта разработка Гриньона помогла ему попасть на работу в «Эпл».

В 2000 году Гриньон перешел в компанию «Пиксо», которую основал бывший разработчик «Эпл». Компания занималась операционными системами для мобильных телефонов и других переносных устройств. В 2001 году операционная система «Пиксо» попала на первый Айпод, и Гриньон снова оказался в «Эпле». К тому времени он уже хорошо разбирался не только в радиосвязи, но и в программах для маленьких устройств.

Гриньон был экспертом в области, которая недоступна большинству программистов Кремниевой долины. Обычно разработчику не важно, сколько строк занимает его код или насколько он загружает процессор. «Железо» в ноутбуках и настольных компьютерах недорогое и легко заменяется. Компьютеры подключены к электросети или огромным батареям. Если чего-то не хватает, это легко заменить.

В мире Гриньона железо фиксировано и неизменно. Слишком большие программы просто не будут работать. Малюсенькая батарея должна справляться со своими задачами в течение всего дня — при том, что ее мощности хватило бы от силы на пару минут работы ноутбука. Когда в 2004 году началась работа над Айфоном, Гриньон был идеальным кандидатом для этого проекта.

И вот начался 2007 год. Гриньон истощен физически и эмоционально. Он набрал 22 килограмма. Начались проблемы с супругой. «Все были очень напряжены, — вспоминает Гриньон, — Всем вбили в голосу, что Айфон — новая революция от „Эпла“. На этом проекте работали лучшие люди компании. Они сидели в маленькой комнате, нам ними висел огромный груз ответственности. В такой ситуации могут произойти самые странные и страшные вещи».

Как ни странно, сам Джобс не сразу согласился делать телефон. Эту тему долго обсуждали с 2001 года, когда «Эпл» представила первый Айпод. Концептуально все было ясно: потребители не хотят носить с собой несколько устройств для разных целей, когда можно носить одно. Но всякий раз, когда Джобс и команда начинали разрабатывать подробности нового продукта, проект казался нереальным и даже убийственным для компании. Процессоры для телефонов и скорость мобильного интернета не позволяли даже примерно пользоваться интернетом, скачивать музыку или видео. Добавить к телефону электронную почту было отличной идеей, но «Блэкбери» уже агрессивно захватывала этот рынок.

После успеха Айпода многие директора и программисты думали, что перед ними стоит задача сделать новый «Макинтош». Но вместо этого в «Эпл» разработали целых три ранних прототипа устройства в 2005 и 2006 году. По словам одного из разработчиков, у «Эпла» было шесть полностью рабочих версий Айфона, отличавшихся по дизайну, начинке и программному обеспечению. Некоторые члены команды были настолько измождены работой, что ушли из компании сразу после того, как первый Айфон появился на полках.

Джобс хотел, чтобы на Айфоне работала измененная версия операционной системы, которая поставляется со всеми настольными «Маками». Но никто никогда не запускал эту огромную и прожорливую систему на телефоне. Чтобы запуститься, система должна была занимать десятую долю своего нынешнего размера. Миллионы строк программного кода нужно было выбросить или переписать с нуля. А так как нужных процессоров до 2006 года не существовало чисто физически, инженерам приходилось тестировать программу в эмуляторе, который показывал нагрузку на процессор и расход батареи.

С мультитач-экраном тоже была проблема: никто никогда не делал таких вещей в мобильных телефонах. Капаситарная технология для экранных сенсоров была известна еще в 1960-х гг. Капаситарная — то есть определяющая нажатие пальцем из-за того, что палец замыкает сигнал электроцепи. Поверхность с сенсором распознавала касание одним пальцем. Но когда речь зашла о нескольких пальцах, задача усложнялась многократно. Немногие компании обладали смелостью и деньгами, чтобы разработать и массово произвести такое устройство.

Следующие шаги были еще более сложные: встроить технологию в стекло, чтобы ее не было видно; придумать и показать на экране виртуальную клавиатуру с автоисправлением; сделать все достаточно быстрым и надежным, чтобы работать с фотографиями и сайтами — все это делало разработку прототипа пугающе дорогой и сложной.

Немногие производители умели выпускать мультитач-экраны, потому что в то время популярной была технология резистивных экранов, которые реагировали на давление, а не на замыкание электроцепи. Но даже если бы экраны было легко произвести, руководители «Эпла» не были уверены, что такие функции, как экранная клавиатура или увеличение картинки по нажатию, были интересны потенциальным потребителям.

Мало кто думал, что в Айфоне появится мультитач-экран, вплоть до 2005 года, когда Джобс полюбил эту идею и стал ее продвигать. Рассказывает Тони Фаделл: «Джобс позвал меня посмотреть на ранний прототип. Прототип чего — не сказал. Прототип был огромный, он буквально занимал всю комнату. На потолке был установлен проектор, который светил на поверхность примерно полтора-два квадратных метра. На поверхности отображался экран „Мака“, и Джобс касался его, переставлял объекты, рисовал на нем руками. Джобс спросил: „Что думаешь? Сделаем из этого телефон?“».

Фаделл понимал, что ужать такой огромный прототип в телефон нереально. Но он знал и то, что Джобсу не отказывают. Фаделл был одной из суперзвезд «Эпла»: он пришел в компанию в 2001 году в качестве консультанта по первому Айподу. К 2005 году, когда продажи Айподов превзошли все ожидания, он стал одним из важнейших руководителей в компании.

«В теории я понимал, как это сделать. Но одно дело теория, и совсем другое — взять уникальное оборудование и сделать так, чтобы оно в уменьшенном виде могло быть произведено на заводе в количестве миллион штук. Один только список задач казался нереальным. Нужно было обратиться к поставщикам, которые производят экраны, и найти тех, кто сможет сделать прозрачное мультитач-стекло; нужно было найти время в их очереди на производство; потом нужно было придумать все эти алгоритмы калибровки, которые бы компенсировали чудовищный статический шум, который вырабатывает такой экран. Ужа сам экран был целым огромным проектом. У нас было два или три полностью рабочих варианта, и только один из них мы могли произвести в достаточном объеме».

Помимо этого они создавали тестовые площадки для проверки эффективности антенны. Лепили модели человеческих голов, по плотности совпадавших с человеческим мозгом, чтобы проверить, не зажарит ли его излучатель Айфона.

Один из высокопоставленных руководителей «Эпла» уверен, что на прототип «Айфона» ушло не менее 150 миллионов долларов. Джобс хотел с самого начала сделать смартфон на базе фирменной операционной системы «Эпла», но как это сделать и сколько на это уйдет времени, он не знал. Так было в 2005 году.

Один из первых прототипов Айфона того времени был похож на Айпод, к которому приделали колесо набора номера. Это, по сути, и был Айпод, но с радиомодулем. «Это был самый короткий путь на рынок, — вспоминает Гриньон, — но ничего крутого в этом устройстве не было».

Второй более-менее внятный прототип, который появился в 2006 году, уже был ближе к тому, что оказалось на полках. У него был экран, операционная система и алюминиевая задняя крышка. Джобс и худрук «Эпла» Джонатан Айв гордились этой находкой. Но так как они не особо разбирались в природе электромагнитного излучения, они не ведали, что придумали красивый бесполезный кирпич. Радиоволны не проходят через металл.

Рассказывает Фил Кирни, бывший инженер «Эпла»: «Мы с Рубеном Кабальеро, экспертом по антеннам, должны были идти лично к Джобсу и Айву и объяснять, почему радиоволны не проходят через металл. И это было непросто. Дизайнеры не слишком хорошо разбираются в физике, особенно если в последний раз они изучали ее классе в восьмом. Но дизайнеры правят этой компанией, поэтому они предлагают сделать тоненькие швы, через которые волны будут выходить наружу. И мы им должны объяснять, что так не получится. И почему».

Проект Айфона был настолько сложный, что иной раз он угрожал всей огромной компании. В этот проект засасывало лучших инженеров, из-за чего на других проектах срывались сроки. Если бы Айфон не «взлетел», у «Эпла» бы не было новых продуктов еще много лет. Но, что было бы еще страшнее, лучшие головы компании могли бы просто уйти, если бы Айфон оказался провальным продуктом.

С учетом всех технологических сложностей, Джобс был еще больше помешан на секретности этого проекта. При том, что несколько сотен проектировщиков, программистов и дизайнеров работали по 12 часов в день без выходных, они еще и не имели права рассказывать кому-либо о том, над чем они трудятся. Если в «Эпле» кто-то узнал, что ты рассказал о своей работе другу или супруге, тебя могли запросто уволить.

Еще до того, как ты попадал в проект, ты должен был подписать соглашение о неразглашении информации. Потом тебе рассказывали, что это за проект. И после этого ты подписывал еще одно соглашение — о том же.

Вице-президент «Эпла» Скотт Форсталл рассказал во время судебного разбирательства с «Самсунгом», что на входе в сектор, где работали над Айфоном, висела табличка «Бойцовский клуб» — отсылка к первому правилу бойцовского клуба: «Никому не говорить о бойцовском клубе».

«Стив запретил мне нанимать на этот проект кого-либо извне компании, но я мог нанять кого угодно изнутри», — рассказывает Форсталл. «Я приглашал их к себе и говорил: «Ты лучший в своем направлении. У меня есть еще один проект, который я хочу тебе предложить. Я не могу тебе сказать, что это. Но на этом проекте тебе придется работать так, как ты никогда в своей жизни не работал. Ты будешь работать по ночам и по выходным. Это будет самый большой этап в твоей карьере».

Один из разработчиков рассказывал: «Мне больше всего нравилось, как наши поставщики отреагировали на следующий день после анонса продукта. Наш беспроводной модуль сделала компания „Марвелл“, блютус сделали в „Си-эс-ар“, и они понятия не имели, что поставляют нам чипы для нового телефона. Мы давали им ненастоящие чертежи и схемы. Они были уверены, что поставляют нам компоненты для нового Айпода». По словам Гриньона, сотрудники «Эпла» даже ездили на встречи под видом сотрудников других компаний, чтобы случайные люди не узнали о планах «Эпла».

Самое явное проявление любви Джобса к секретности было в том, что он натурально разделил штаб «Эпла» на закрытые зоны только для создателей Айфона. «Стив такие штуки любил, — вспоминает Гриньон, — Он любил, когда есть явное разделение. Все, кто не работал над Айфоном, были, грубо говоря, посланы на...»

«В „Эпле“ все знали, кто есть кто, и когда лучших специалистов по одному забирают из твоего отдела и сажают на сверхсекретный проект, чувствуешь себя как-то не у дел».

Даже те, кто работал над Айфоном, не могли свободно общаться между собой. Электроинженеры не видели программы. Когда им нужно было протестировать программы на своем железе, им давали болванки кода, в не конечный продукт. Для работы над программами вместо железа использовались эмуляторы.

И совершенно точно никто, кроме приближенных Джобса, не мог зайти к худруку Джонни Айву. Его прототипы были настолько секретны, что тебя не то чтобы не пускали к ним — за одну попытку приблизиться к его кабинету тебя могли взять под белы рученьки. Что было странно, потому что его кабинет был по коридору сразу после вестибюля. Там стояла большая металлическая дверь, и когда она открывалась, можно было издалека что-нибудь подглядеть, но не более того. Как рассказывал Форсталл, до некоторых лабораторий «Эпла» нужно было пройти четыре кордона безопасности.

Давление на команду было настолько серьезным, что любые споры мгновенно превращались в громкую перепалку. Джобс требовал неукоснительного соблюдения сроков. Изможденные проектировщики увольнялись — но потом отсыпались пару дней и возвращались на работу. Главный кадровик Ким Ворат однажды с такой силой хлопнула дверью в своем кабинете, что дверь заклинило, и ее потом целый час вызволяли. Вспоминает Гриньон: «Мы стояли и смотрели, и было даже смешно... Немного... Но вообще было ясно, что в команде творится полный п...». Утром 9 января 2007 года Джобс начал свою речь со слов «Я ждал этого дня два с половиной года». Потом он рассказал, какой ужас творится с мобильными телефонами. И потом он решил все проблемы с ними — раз и навсегда. Гриньон сидел в зале, окруженный коллегами. Он волновался. Тем временем Джобс на сцене слушал музыку с Айфона, показывал его красивый экран, звонил, демонстрировал новую адресную книгу, показывал фотографии и жесты, которые ими управляли, заходил в Гугл и находил там ближайший «Старбакс». Он зашел на сайт «Нью Йорк Таймса» и «Амазона», показав, что браузер в Айфоне ничем не хуже браузера на компьютере.

К концу речи Гриньона не только отпустило. Он был пьян. С собой у него была фляга с виски. «Мы сидели где-то в пятом ряду, все подряд: менеджеры, проектировщики, директора, — и после каждой части презентации, когда все проходило гладко, ответственный за эту часть делал глоток из фляги. Когда в конце все вместе заработало, мы просто осушили флягу. Это была лучшая презентация из всех, что мы видели. А потом мы ушли пить. Пили всю ночь».

my muse!

В октябрьском Allure советы от моей любимой и вдохновляющей Наташеньки Туровниковой) Inspiration!

1. Я начинаю свой сет часов в девять вечера и заканчиваю в два-три часа максимум. Я и в обычные дни ложусь около пяти часов утра (просыпаюсь в 11-12), к тому же мы часто играем в паре с Виталием Козаком - в общем, в сон от усталости меня не клонит и специально высыпаться для "бурной ночи" не требуется. Утром я всегда принимаю долгий душ с гелем с простым ароматом вроде ванили, лаванды, кокоса. Мысленно возвращаюсь на любимые берега южных морей и заряжаюсь энергией. Мне важно быть уверенной: то, что я делаю, правильно - и тогда это работает.

2. Лучшая укладка, в том числе и вечерняя, - естественная. Летом я после душа не сушу волосы феном, а выхожу из дома с влажными. Зимой, правда, без фена не обойтись, но тогда я встаю пораньше и жду, пока волосы высохнут сами. О такой прическе в клубе можно не думать, а это важно: я иду туда работать и веселиться, а не переживать за свою укладку.

3. После душа я наношу крем Re-Nutriv от Estee Lauder (он оставляет мою кожу увлажненной на сутки), а перед сном после сета - сыворотку Advanced Night Repair той же марки. Хотя Estee Lauder я люблю не только за эффективность средств, но и за эстетику и историю марки: она очень американская, это история мечты. Особенно меня вдохновляют старые рекламные кампании и сама Эсте Лаудер - голубая кровь Америки.

4. Рита Хейворт говорила о своих мужчинах: "Они засыпали с Гильдой, а просыпались со мной".  А мне хочется, чтобы и засыпали со мной. Так что я за максимально лаконичный макияж и днем и вечером. Уже многие годы мой фирменный вечерний - это красные губы и черные ресницы. Из туши мне нравится хорошо удлиняющая Lash Queen Mascara от Helena Rubinstein, в последнее время я в восторге от средств Giorgio Armani. А моя помада - это Rouge Pur Couture, 01 Le Rouge, от Yves Saint Laurent и все оттенки красной от M.A.C. Тональный крем мне летом заменяет собственный загар или чуть-чуть бронзанта. Зимой я могу нанести на лицо тон Traceless Foundation от Tom Ford (он достаточно плотный, поэтому я его тщательно растушевываю) или Vitalumiere Aqua от Chanel: мне нравится его бархатистый эффект.

5. Я не посматриваю на себя в зеркало во время сета. Если чувствую, что нужно поправить помаду, прошу у друзей в зале - или стираю ее. Косметичку с собой я не ношу, разве что кладу в сумку эликсир-спрей Beauty Elixir от Caudalie или термальную воду от Evian, Vichy. Брызгаю на лицо между треками - благо с таким макияжем, как у меня, нет риска, что он растечется. Иногда  летом я пшикаю водой на лицо по утрам вместо крема.

6. У диджея руки всегда на виду - фотографы в клубе почему-то любят снять в те моменты, когда ты крутишь пластинки. Так что я часто надеваю много колец, а вот маникюр меня особенно не заботит. Суперстойкий вроде Shellac мне не нравится - не люблю, как выглядят после него ногти. А в несовершенном маникюре что-то есть. Помните клип Криса Айзека на песню Wicked Game с Хеленой Кристенсен: у нее там обглоданные красные ногти - такая недоделанность выглядит не сексуально (я не люблю это слово), а трогательно, что ли. Красный лак я обожаю. Папа нас с сестрой учил, что у девушки должны быть либо красные ногти, либо вообще без лака. Я делаю маникюр сама, средствами от Essie - хороши и оттенки, и стойкость.

7. Если ноги устали, я легко могу снять туфли и играть босиком. Хотя стараюсь выбирать удобную обувь, которая хорошо фиксируется на ноге - ремешками, например. Комфортная колодка у Saint Laurent Paris и Prada. Высота каблука значения не имеет, особенно если у туфель хорошая платформа. После сета я легко могу лечь на пол и поднять ноги: это помогает снять усталость. Хотя когда ноги затекли, лучше поставить любимый трек подлиннее и пойти потанцевать: и кровь разгоняется, и настроение улучшается.

8. Я часто позволяю себе бокальчик шампанского перед сетом. Та же Эсте Лаудер за пару часов до вечеринки выпивала один - для "звонкости" в глазах. В России к тому же очень тяжелый слушатель. С некоторых пор я играю только для своего круга людей в "Солянке" и "Симачеве". Но и там не всегда бывает комфортно: я выступаю на разогреве, это самая сложная часть вечера. Ведь даже у друзей разговор редко завязывается сразу. Важно зажечь людей, создать настроение. А тут без брюта никуда.

9. Вернувшись домой, я очищаю лицо огуречным тоником Cucumber Herbal Alcohol-Free Toner от Kiehl's, тушь смываю средством Rinse-Off Eye Makeup Solvent от Clinique и умываюсь в душе маслом Top Secrets от Yves Saint Laurent: оно пенится и полностью удаляет загрязнения.